Мой незнакомый друг Стивен Ликок В сборник канадского писателя, профессора политической экономии в Мичиганском университете включены юмористические рассказы – лучшая часть его литературного наследия.Настоящее издание составлено из рассказов разных лет, входивших в сборники: "Еще немного чепухи", "Бред безумца", "При свете рампы", "В садах глупости", "Крупицы мудрости", "Восхитительные воспоминания" и "Рассказы разных лет". Стивен Ликок Мой незнакомый друг Он вошел в купе для курящих пульмановского вагона. Я сидел там один. На нем было длинное пальто на меху, а в руках он держал пятидесятидолларовый чемоданчик. Он поставил чемодан на сиденье и лишь после этого заметил меня. – Ну и ну! – сказал он, и лицо его, словно солнечным лучом, осветилось отблеском какого-то воспоминания. – Ну и ну! – повторил я. – Боже милостивый, – сказал он, энергично пожимая мне руку, – ну, кто бы мог подумать, что мы встретимся? «В самом деле, кто?» – подумал я про себя. Он устремил на меня внимательный взгляд. – Ты нисколько не изменился, – сказал он. – И ты тоже, – живо отозвался я. – Разве только немного пополнел. – продолжал он, критически разглядывая меня. – Да, – согласился я, – немного есть. Но, пожалуй, и ты тоже не похудел. Я сказал это, чтобы оправдать излишнюю полноту, в которой можно было бы меня упрекнуть. – Впрочем, нет! – продолжал я решительным тоном. – Ты выглядишь почти точно так же, как прежде. И все время я мучительно вспоминал, кто бы это мог быть. Я совершенно не помнил этого человека. Мне казалось, что я вижу его впервые в жизни. Я вовсе не хочу этим сказать, что у меня плохая память. Напротив, память у меня на редкость хорошая. Правда, я с трудом запоминаю имена. Частенько бывает также, что я не могу запомнить лицо, а иногда забываю, так сказать,, внешний облик человека и, уж конечно, не замечаю, кто как одет. Но, помимо этих деталей, я никогда никого не забываю и горжусь этим. А если мне и случится иной раз забыть имя или лицо, я никогда не теряюсь. Я знаю, как себя держать в подобной ситуации. Нужно только обладать хладнокровием, находчивостью, и тогда все идет как по маслу. Мой друг уселся. – Давненько мы не видались, – сказал он. – Давненько, – повторил я с ноткой грусти в голосе. Мне хотелось, чтобы он почувствовал, что и меня гоже сильно тяготила эта разлука. – Но время промелькнуло очень быстро. – Как одно мгновение, – охотно согласился я. – Удивительно, как быстро течет жизнь, – сказал он. – Мы теряем след наших друзей, и все вокруг становится совсем другим. Я часто думаю об этом. И по временам мне так хочется знать, куда же разбрелась вся наша старинная компания, – Мне тоже, – сказал я, И действительно, сейчас, в эту самую минуту, я как раз думал о том же самом. Я давно уже заметил, что при подобных обстоятельствах человек рано или поздно начинает вспоминать о «нашей старинной компании», «о наших мальчиках» или о «нашей шумной ватаге». Вот тут-то и представляется возможность выяснить, кто он такой. – Случалось тебе за это время возвращаться на старое пепелище? – спросил он. – Ни разу, – отрезал я уверенно и твердо. Такой ответ был совершенно необходим. Я почувствовал, что «старое пепелище» следует исключить из нашего разговора – во всяком случае, до тех пор, пока мне не удастся выяснить, где оно находится. – Впрочем, – продолжал он, – я думаю, у тебя едва ли появлялось такое желание. – Пока еще нет, – ответил я очень осторожно. – Понимаю. И прошу извинить меня, – сказал он. Мы помолчали. Итак, я выиграл первое очко. Я выяснил, что где-то у меня имелось «старое пепелище», посетить которое мне хотелось не так уже сильно. На этом фундаменте уже можно было построить какое-то здание. Вскоре он заговорил снова. – Время от времени, – сказал он, – я встречаю кое-кого из старых товарищей. Они вспоминают тебя и интересуются, что ты теперь поделываешь. «Бедняги», – подумал я, но не сказал этого вслух. Я понял, что настал момент нанести сокрушительный удар. И, применяя метод, которым всегда пользуюсь в подобных случаях, отважно ринулся на противника. – Скажи, пожалуйста, – начал я с оживлением, – где сейчас Билли? Знаешь ты что-нибудь о Билли? Право же, это надежный ход. В каждой старинной компании есть свой Билли. – Конечно, – ответил мой друг. – Билли хозяйничает на ранчо в Монтане. Я видел его весной в Чикаго. Он весит около двухсот фунтов – ты бы ни за что не узнал его. «Разумеется, не узнал бы», – пробормотал я про себя. – А где Пит? – спросил я. Этот прием тоже был вполне надежен. Питы бывают повсюду. – Ты имеешь в виду брата Билли? – спросил он. – Вот, вот, брата Билли – Пита. Я частенько вспоминаю о нем. – О, старина Пит уже не тот, что был, – ответил незнакомец. – Он остепенился… Словом, Пит теперь женатый человек. И он начал хохотать. Я тоже засмеялся. Ведь при известии о том, что кто-то женился, всегда принято смеяться. Предполагается, что сообщение о женитьбе старины Пита – кто бы он ни был – должно вызвать гомерический хохот. Итак, я продолжал преспокойно посмеиваться, надеясь, что этого смеха мне хватит до самого конца. Мне оставалось проехать всего лишь пятьдесят миль. Не так уж трудно растянуть смех на пятьдесят миль – конечно, если делать это с умом. Однако мой друг не успокоился на этом. – Мне не раз хотелось написать тебе, – сказал он. конфиденциально понижая голос. – Особенно после того, как я услыхал о твоей потере. Я промолчал. Что бы это я мог потерять? Деньги? Если да, то сколько? И каким образом я потерял их? Интересно было бы узнать, полностью разорила меня эта потеря или только частично. – Человек никогда не может полностью оправиться после такой потери, – мрачно изрек он. Очевидно, мое разорение было окончательным. Но я ничего не сказал и, оставаясь под прикрытием, ждал. чтобы он выпустил свой заряд. – Да, – продолжал незнакомец, – смерть всегда ужасна. Смерть! Так речь шла о смерти. Я чуть не подпрыгнул от радости. Теперь все пойдет как по маслу. В таких случаях поддерживать разговор – проще простого. Нужно только сидеть спокойно и ждать, пока не выяснится, кто именно умер. – Да, – прошептал я, – ужасна. Но бывает и так, что… – Совершенно справедливо. Особенно в таком возрасте. – – Ты прав, в таком возрасте и после такой жизни. – В здравом уме и твердой памяти до последней минуты, не так ли? – с горячим сочувствием спросил он. – Да, – сказал я, ощутив под собой твердую почву. – Сохранив способность сидеть в постели и курить почти до самых последних дней. – Как? – спросил он с изумлением. – Разве твоя бабушка… Бабушка? Ах, вот оно что! – Прости, пожалуйста, – сказал я, раздраженный собственной глупостью. – Когда я сказал курить, я имел в виду ее способность выносить табачный дым. Знаешь, она так любила, чтобы кто-нибудь потихоньку дымил возле нее, чтобы кто-нибудь сидел рядом и читал вслух. Только это и успокаивало ее. Отвечая ему, я слышал, как поезд, с дребезжанием и грохотом промчавшись по стрелкам мимо семафоров, замедлил ход. Мой друг поспешно выглянул из окна. Лицо его было взволнованно. – О господи! – сказал он. – Это узловая станция. Я проехал. Мне надо было сойти на предыдущей остановке… Эй, проводник! – крикнул он, высунувшись в коридор. – Сколько мы здесь стоим? – Только две минуты, сэр, – отозвался проводник. – Поезд малость опоздал и теперь должен нагнать свое. Мой друг стоял теперь возле своего чемодана и, вытащив связку ключей, лихорадочно тыкал то одним, то другим в замок, пытаясь открыть его. – Придется дать телеграмму, что ли… Просто не знаю, как и быть, – бормотал он. – Черт бы побрал этот замок! Все мои деньги в чемодане. Теперь я больше всего боялся, что он не успеет сойти и на этой станции. – Возьми, – сказал я, вынимая из кармана несколько монет. – Перестань возиться с замком. Вот деньги. – Спасибо! – сказал он, сгребая с моей ладони все, что там было (он так волновался, что захватил все). Только бы успеть! Он выскочил из вагона. Я видел из окна, как он шел к залу ожидания. Мне показалось, что он не так уж торопится. Я стал ждать. Проводники закричали: – По вагонам! По вагонам! Дали третий звонок, паровоз запыхтел, и через секунду поезд отошел от станции. «Вот идиот! – подумал я. – Опоздал! А ведь его пятидесятидолларовый чемодан остался здесь». Я все еще ждал, глядя в окно, и думал, кто же он такой, этот человек. И вдруг я снова услышал голос проводника. По-видимому, он вел кого-то по коридору. – Я осмотрел весь вагон, сэр, – говорил он. – Я оставил его вот в том купе, где сидела моя жена. Он стоял на диване, у нее за спиной, – сердито произнес чей-то незнакомый голос, и хорошо одетый господин заглянул в мое купе. Лицо его озарилось радостной улыбкой. Но эта улыбка относилась не ко мне. Она относилась к пятидесятидолларовому чемодану. – Вот он! – крикнул господин и, схватив чемодан, унес его. Совершенно убитый, я откинулся на спинку дивана. Старинная компания! Женитьба Пита! Смерть моей бабушки! Боже великий! А мои деньги! Теперь все стало ясно. Тот, другой, тоже «поддерживал разговор», но он-то делал это с определенной целью. Каким же я был ослом! Ну нет, если когда-нибудь мне еще раз доведется завязать беседу со случайным дорожным спутником, я больше не стану проявлять столь исключительную находчивость.